СИЛА хлынула наружу. Все, что я сумел найти среди пепла, очистить и заботливо взрастить, покинуло меня и устремилось к поднявшемуся на дыбы оборотню. Одновременно с этим что-то горячее больно ударило в спину. Я мешком повалился вперед.
Пентакль пролетел, как сверкающая комета, и сразил Луп-Гару подобно тому, как молния поражает старое дерево. Магический «меч», вонзившись в оборотня, взорвал его оборону и лишил неуязвимости. Яркая вспышка полоснула глаза. Оборотня окутал сноп ослепительных искр. Магические материи столкнулись, и на свободу вырвался мощный сгусток энергии. Клинок голубого огня пробил грудь чудища. Хлынула черная кровь, которая сразу же загорелась. Объятое пламенем существо дико вскрикнуло, выгнувшись от страшной боли. Что-то громыхнуло, что-то еще вспыхнуло, кто-то завопил. Может быть, даже я.
Оборотень упал и изменился, едва коснувшись земли. Вместо жуткой морды появилось человеческое лицо. Клыки и когти пропали. Шерсть исчезла. Чудовищные мускулы истаяли в жидкую грязь. Ненормально искривленные конечности выпрямились, и на траве раскинулся Харли Макфинн с прижатой к сердцу рукой.
Меж его пальцев скользнула серебристая цепочка… Он удивленно посмотрел на рану и обратил взор на меня. Я увидел скорбь, муку, бессильную ярости, которые преследовали его долгие годы, отмеченные проклятием, когда мирный, в сущности, человек, мечтающий о заповеднике для диких животных, был обречен сеять вокруг лишь смерть и разрушение. Но затем взор потеплел и прояснился. Злая тень пропала. Губы Макфинна тронула слабая улыбка, как бы говоря, что он понял все и прощает.
Голова его безвольно откинулась, и он умер.
Потом наступил мой черед.
Я очнулся.
Вот так сюрприз!
Высоко в небе светит луна, а на лбу лежит прохладная ладонь.
— Ну же, Гарри, — тихо шепчет Мерфи, — не умирай.
Я мигнул:
— Мёрф, ты все-таки меня подстрелила. Не могу поверить.
Она утерла слезы и мягко сказала:
— Болван, надо падать, когда просят.
— Я был занят.
Она оглянулась через плечо на лежавшего неподалеку Макфинна.
— Я поняла это… позднее.
И перевела взгляд куда-то за мою спину.
— Не переживай. Я тебя прощаю, — сказал я, полагая, что напоследок вполне уместно проявить немного великодушия.
Мерфи оторопела:
— Чего?!
— Прощаю, Мёрф. Прощаю твой выстрел. Тебя можно понять — работа и все такое прочее…
Ее взгляд опасно блеснул.
— Ты думаешь… — начала она и в сердцах плюнула. — Ты думаешь, я перевела тебя в разряд бандитов и подстрелила, когда ты отказался сдаваться?
Голова слишком кружилась, чтобы возражать.
— Не волнуйся так. Тебя можно понять. — Я вздрогнул. — Холодно.
— Мы оба замерзли, идиот, — отрезала Мерфи. — Похолодало, еще когда нас в дурацкую яму швырнули. Сейчас градуса три-четыре, а мы мокрые и на земле сидим. Поднимайся, Эль Сид Повелитель.
Я обалдел от такого бесчувствия. Человек, можно сказать, умирает…
— Ух… Чего?
— Поднимайся, чучело. Посмотри назад.
Самое удивительное, что я не только сумел приподняться, но даже боли особой не почувствовал. То есть как раньше болело, так и болит, ничего нового не добавилось.
Я оглянулся.
Там лежал Дентон, сжимая в руке суковатую палку. В мертвых глазах застыли бешенство и дикая ярость. Посреди лба красовалась аккуратная дырочка.
— Но… Как он… — Я недоумевал.
— Я стреляла в него, осел ты эдакий. Пока я помогала той женщине, Тере Уэст, он пошел за тобой. Ты стоял, как дозорная башня — не обойти, не объехать, а у меня руки тряслись. Боялась, тебя задену. Откуда я знала, что Луп-Гару сзади? — Мерфи поднялась. — А ты решил, я целюсь… Черт! В голове не укладывается!
— Мерфи! Мерфи! — запротестовал я. — Пожалей. Я же думал…
Она запыхтела. Для женщины с таким маленьким носиком пыхтела она очень грозно.
— Ни фига ты не думал, Дрезден. — Кэррин отбросила назад волосы. — Как же! Мелодраматичная обстановка. Натюрморт с трупами. Решил поиграть в благородство и принести себя в жертву? Верно? Трагическое недоразумение, говоришь? Ври больше, приятель! Я тебя насквозь вижу. Ты напыщенный, самодовольный, безнадежный шовинист! Дурья башка, надутый баран…
Мерфи перешла к изобразительной части выступления, показав, кто я есть на самом деле, и лишь потом вызвала полицию и «скорую», а я лежал на траве, усталый как черт, и блаженно улыбался. Наконец-то все шло по-старому.
Полиция примчалась разгребать бедлам. Мы с Мерфи собрали волчьи пояса, сложили костерок из веток и сожгли проклятые штуковины к чертовой бабушке. Вонь стояла до небес. Признаюсь, если бы не Мерфи, у меня бы рука не поднялась. Она ловко побросала пояса в огонь, не задавая лишних вопросов. Как хорошо, что порой мы понимаем друг друга без слов. Позже я сопровождал ее на похоронах Кармайкла, а Мерфи ходила со мной к могиле Ким. На то и друзья.
Под черным комбинезоном мистера Хендрикса парамедики обнаружили мощный бронежилет. Нас увозила одна «скорая», так что я собственными глазами видел богатейшую коллекцию синяков, украсивших медвежью грудь телохранителя. Впрочем, по части синяков и кровоподтеков мы могли бы посоревноваться. Всю дорогу он молча буравил меня глазенапами. М-да, с кислородной маской на роже карьеру оратора не сделаешь, поэтому я так и не услышал бурных приветов и восторгов, которые явно рвались у него с языка. Может, и к лучшему. В тишине я беспрепятственно радовался, что он выжил. Стоит ли упрекать меня за это, принимая во внимание все вышеизложенное?